Ох уж, эти вечные вопросы «Зачем жить?», «Как дальше быть и куда идти?», «В чем смысл жизни?». День за днем, месяц за месяцем, год за годом мы блуждаем по тупикам, не видя выхода. В итоге это хаотическое путешествие приводит нас к отчаянию. И вот, застряв в очередном кризисе, мы чувствуем, что у нас нет уже ни сил, ни желания идти дальше. Мы понимаем, что мы обречены всю жизнь блуждать по лабиринтам, попадая из одного тупика в другой, мы теряем цель жизни, мы существуем, а не живем. Иногда в такие минуты нас захлестывает отчаяние…
Вам не кажется, что даже человек, считающий себя счастливым, временами должен «проверить себя на счастье», пройти своего рода тест, особенно, если он, давно не задумывался над вопросом: а счастлив ли я на самом деле? Твое счастье все еще рядом с тобой — такое, каким оно было когда-то, когда ты его испытывал глубоко и сильно, так, что сильнее и глубже было некуда? Или оно изменилось, стало другим? Если да, то в какую сторону? От самого счастья еще что-то осталось? А может, ты уже давно смирился и перестал его ждать…?
Читатель может спросить: к чему такой философско-длинный ввод? Дело в том, что на вопрос: «а счастлив ли лично я?», вот уж несколько дней как не нахожу ответа. А задумываться над этим я стал после встречи с одним человеком. Встреча была неожиданной, и, видимо, запомнится мне на всю жизнь. Потому, что примерно полтора часа я вынужденно превратился в священника, которому исповедался старый азербайджанец, видавший на своем веку многое, но так и не нашедший своего счастья, смысл жизни…
…Очень трудно идти на встречу к близкому человеку, заранее зная, что место для встречи – больница, а на твои плечи в данной ситуации возложена задача психолога, который должен успокоить, подбодрить и обнадежить пациента. На такую встречу даже психолог идет с неохотой.
Дорога длиною в 10 метров, ведущая к Больнице железнодорожников, казалась нескончаемой. Утреннюю тишину нарушали песни отечественных певцов, которых в народе «ласково» прозвали «бозбашами», даже не задумываясь о том, какое отменное блюдо они приписали к их «высокому» творчеству.
Вот, наконец, и больница, второй этаж, 2-я комната, меня уже с порога холодно встречает главный хирург Шейх Намиг Заманов, который только говорит: «Через две минуты операция, в операционную прошу никому не заходить».
Пришлось ожидать завершения неприятного спектакля в конце узкого коридора больницы, каждый раз пряча при этом сигарету в кармане от грозных взглядов дежурной медсестры. Моментами позабыть об операции мне помогали поезда, которые проходили прямо перед окном больницы, и каждый раз их гудок заставлял больных чуть ли не материться.
Ожидая вестей с операционной и выкуривая сигарету за сигаретой, я не заметил, как ко мне приблизился старик лет 75-80, внешность которого сразу же мне напомнила знакомый образ из книг Эрнеста Хемингуэя. Сделав несколько тяжелых шагов, он вплотную приблизился ко мне и, к моему большому удивлению, задал странный вопрос:
– Вы счастливы?
Вопрос был настолько неожиданным, что я сначала ошарашено посмотрел на своего собеседника, а затем, сделав тяжелый вздох, ответил:
– По-моему, нет. А вы?
– А почему вы так считаете? Вы же здоровы.
– Не понял, по-вашему, мое здоровье имеет отношение к тому, счастлив я или нет?
– Конечно, вот я, например, знаю, что меня завтра уже не будет. А вы стоите здоровый, молодой и симпатичный.
– Извините, а кто вам сказал, что вас не будет, инопланетяне? – спросил я, стараясь придать разговору насмешливый тон.
– Зря шутите, я болен, а завтра у меня операция на желчном пузыре. Однако я знаю, что у меня рак, но это от меня скрывают. Я не доживу до завтрашнего дня, – сказав эти слова, он закрыл лицо ладонью и стал беззвучно рыдать.
Теперь я должен был его успокоить, но не знал, как это сделать. Он продолжал плакать несмотря ни на что, пришлось отвести его в палату и чуть ли не силком усадить на кровать.
– Может, расскажите, что случилось и зачем вы так уверены, что вас завтра не будет?
– Это будет длинным разговором…
– Ничего, мне некуда спешить, рассказывайте. Может, для начала познакомимся? Меня зовут Вугар. А вас?
– Асиф Вердиев. Может, мне все-таки не рассказывать вам, вы же молодой, всю надежду на жизнь можете потерять?
– Считайте, что я уже ее потерял, рассказывайте.
Я даже не ожидал, что его рассказ жизни превратиться в исповедь.
…. Родился я в 1933 году в Барде. Отец мой был неплохим электромехаником, а мать работала завучем в городской школе. Трудностей в материальном плане у нас почти не возникало, я одевался чуть ли не по последнему писку моды, всегда душился импортными одеколонами, за что меня мои одноклассники в старших классах прозвали «стилягой». Несмотря на то, что мать меня заставляла учиться, я прогуливал уроки в бильярдной, встречался с девушками, вел бродячую жизнь и тратил отцовские деньги.
Но однажды, отец тяжело заболел, это случилось как раз в тот период, когда я оканчивал школу и готовился к выпускному вечеру.
В эти дни, я впервые видел отца таким, он еле говорил, часто просил у мамы воды. Я не понимал, что происходит вокруг, а в тот день, когда я должен был справлять со своими одноклассниками на даче свой выпускной вечер, мне пришлось разбивать поминальную палатку – отец неожиданно скончался.
Для меня это было необъяснимым ударом судьбы, с уходом отца я стал ощущать на себе нужду, как материальную, так и моральную. Да, я понял, что мне уже надо работать, но кем? Пришлось учиться азам электромеханики и подрабатывать в мастерской у друга отца. Мать тем временем старела на глазах, неоднократно говорила о том, что хочет застать мою свадьбу, но и это не получилось. За неделю до того, как мы назначили свадьбу (мать буквально заставила моего собеседника жениться на двоюродной сестре), она, не выдержав потери мужа и очередной инфаркт, скончалась, и я остался один.
Заявив своей родственнице, что я не смогу быть с ней счастливым, я уехал в Ригу, о которой охотно любили рассказывать мои друзья. Несмотря на то, что толком не знал местоположение города на карте, я считал, что этот прибалтийский город может стать для меня лучиком надежды и счастья. Найдя работу в качестве служащего в одном из гостиниц, я стал немного откладывать на жизнь. И вот однажды мне понравилась девушка по имени Валерия, которая была посетителем гостиницы, в котором я работал. В первый же день, поднимая по лестницам ее чемоданы, я сказал, что влюбился в нее, позже узнал, что она является уроженкой Беларуси.
Буквально через две-три недели после нашего знакомства, мы решили жить вместе, но жили в гражданском браке, и через год у нас родилась дочь, которую мы назвали Эллина, в честь ее покойной бабушки.
За три года совместной жизни в Минске я стал понимать, что не могу жить без Барды, без отцовского дома, который оставил своим родственникам. Сразу же сказал о своем намерении Лере (он ее так называл), но она отказалась, заявив, что не хочет жить в окружении раздевающих глаз восточных мужчин. Я всегда ей часто задавал вопрос: «Почему ты выбрала меня?», а она, в свою очередь, усевшись на моих коленях, игриво улыбалась. Но с каждым днем меня все сильнее тянуло в отцовские края, а Лера, в свою очередь, настаивала на том, чтобы до последних дней своей жизни мы оставались в Минске. Но в один день я все-таки решился и утром, пока она спала, написав ей записку, уехал из Минска навсегда.
Возвратившись в Барду, я встретил в своем отцовском доме незнакомых людей. Мне сказали, что мои родственники продали эту квартиру, а сами уехали в Саратов. Оставаться было мне негде, представь мое состояние, когда я увидел, что в моем отцовском доме теперь чужие люди. Пришлось ночевать у друзей, а на дорогу обратно в Минск денег не было и, если честно, мне даже не хотелось возвращаться, ведь я знал, что мне будет там скучно.
Изо дня в день я стал понимать, что моя жизнь прожита зря и когда аксакалы спрашивали о том, какая у меня цель и зачем я живу, я отпускал голову и старался уйти от ответа. Через несколько лет я получил письмо из Минска, мне писала моя дочь Эллина. В письме говорилось о том, что она три года как потеряла мать и вот уже несколько лет живет одна. В конце письма она сообщила о том, что буквально через неделю состоится ее свадьба, и хотела бы видеть меня в свой самый счастливый день рядом с ней. Но я, как последний мерзавец, написал, что не смогу приехать и пожелал ей счастья.
Если бы ты знал, как я проживал все свои дни. В них не было смысла, оптимизма и счастья, в конце концов. Кто я? Кому я нужен? Зачем я живу? Теперь, когда мне осталось несколько часов, я так и не могу найти ответа на вопросы: «Счастлив ли я на самом деле и имею ли право на счастье?».
Наш разговор прервала медсестра, которая попросила меня выйти, чтобы она могла спокойно сделать моему собеседнику очередной укол. Я, попрощавшись с ним, вышел из комнаты, на прощание он только успел спросить: «Ты снова считаешь, что несчастлив?»…
Я не успел ему ответить, о чем потом очень долго сожалел. Тем временем, операция моего близкого человека прошла успешно. Получив поздравления от хирурга, я спешил задать ему вопрос: «А ваш пациент Асиф Вердиев будет жить?». На что он ответил, что все будет зависеть от завтрашней операции.
Настало утро, я спешил в больницу, дождавшись выхода хирурга из операционной, спросил: «Ну, как, он будет жить?». Он, хладнокровно посмотрев на меня, сказал: «Нет, мы его потеряли… Он был вашим родственником?».
Пожалуй, я никогда не испытывал на себя такую вину, ведь я не ответил на вопрос человека, который заранее знал, что не увидит завтра. Счастлив я на самом деле? Хотя сейчас, ответ на этот вопрос уже не имеет никакого значения…
Вугар Гасанов
